Неточные совпадения
По милости
Мужицкой нашей глупости
Сегодня ты начальствуешь,
А
завтра мы Последышу
Пинка — и кончен бал!
Вообще во всей истории Глупова поражает один факт:
сегодня расточат глуповцев и уничтожат их всех до единого, а
завтра, смотришь, опять появятся глуповцы и даже, по обычаю, выступят вперед на сходках так называемые «старики» (должно быть, «из молодых, да ранние»).
Но летописец, очевидно, и в свою очередь, забывает, что в том-то, собственно, и заключается замысловатость человеческих действий, чтобы
сегодня одно здание на"песце"строить, а
завтра, когда оно рухнет, зачинать новое здание на том же"песце"воздвигать.
«
Сегодня в десятом часу вечера приходи ко мне по большой лестнице; муж мой уехал в Пятигорск и
завтра утром только вернется. Моих людей и горничных не будет в доме: я им всем раздала билеты, также и людям княгини. Я жду тебя; приходи непременно».
— Куда? куда? — воскликнул хозяин, проснувшись и выпуча на них глаза. — Нет, государи, и колеса приказано снять с вашей коляски, а ваш жеребец, Платон Михайлыч, отсюда теперь за пятнадцать верст. Нет, вот вы
сегодня переночуйте, а
завтра после раннего обеда и поезжайте себе.
«Приходи, братец,
завтра, а
сегодня мне как-то некогда».
Сегодня поп в ризе служил там молебен,
завтра давали репетицию французские актеры.
Черты такого необыкновенного великодушия стали ему казаться невероятными, и он подумал про себя: «Ведь черт его знает, может быть, он просто хвастун, как все эти мотишки; наврет, наврет, чтобы поговорить да напиться чаю, а потом и уедет!» А потому из предосторожности и вместе желая несколько поиспытать его, сказал он, что недурно бы совершить купчую поскорее, потому что-де в человеке не уверен:
сегодня жив, а
завтра и бог весть.
— Теперь, — сказал Чичиков, — я буду просить даже вас, если можно,
сегодня, потому что мне
завтра хотелось бы выехать из города; я принес и крепости, и просьбу.
Если ж настояла крайняя необходимость, то все-таки казалось ему, лучше выдать деньги
завтра, а не
сегодня.
— Бредит! — закричал хмельной Разумихин, — а то как бы он смел!
Завтра вся эта дурь выскочит… А
сегодня он действительно его выгнал. Это так и было. Ну, а тот рассердился… Ораторствовал здесь, знания свои выставлял, да и ушел, хвост поджав…
— Что тело долго стоит… ведь теперь жарко, дух… так что
сегодня, к вечерне, на кладбище перенесут, до
завтра, в часовню. Катерина Ивановна сперва не хотела, а теперь и сама видит, что нельзя…
— Да все можно давать… Супу, чаю… Грибов да огурцов, разумеется, не давать, ну и говядины тоже не надо, и… ну, да чего тут болтать-то! — Он переглянулся с Разумихиным. — Микстуру прочь, и всё прочь, а
завтра я посмотрю… Оно бы и
сегодня… ну, да…
А ведь Сонечка-то, пожалуй,
сегодня и сама обанкрутится, потому тот же риск, охота по красному зверю… золотопромышленность… вот они все, стало быть, и на бобах
завтра без моих-то денег…
— А так-с, надо-с. Сегодня-завтра я отсюда съеду, а потому желал бы ей сообщить… Впрочем, будьте, пожалуй, и здесь, во время объяснения. Тем даже лучше. А то вы, пожалуй, и бог знает что подумаете.
— Это очень хорошо, что ты сам его поведешь, — заметил Зосимов Разумихину, — что
завтра будет, увидим, а
сегодня очень даже недурно: значительная перемена с давешнего. Век живи, век учись…
Он, может быть, и рад бы был душой,
Да надобности сам не вижу я большой
Дочь выдавать ни
завтра, ни
сегодня...
Полчаса спустя служанка подала Анне Сергеевне записку от Базарова; она состояла из одной только строчки: «Должен ли я
сегодня уехать — или могу остаться до
завтра?» — «Зачем уезжать? Я вас не понимала — вы меня не поняли», — ответила ему Анна Сергеевна, а сама подумала: «Я и себя не понимала».
— Ну? Что? — спросила она и, махнув на него салфеткой, почти закричала: — Да сними ты очки! Они у тебя как на душу надеты — право! Разглядываешь, усмехаешься… Смотри, как бы над тобой не усмехнулись! Ты — хоть на
сегодня спусти себя с цепочки.
Завтра я уеду, когда еще встретимся, да и — встретимся ли? В Москве у тебя жена, там я тебе лишняя.
— Я — не понимаю: к чему этот парад? Ей-богу, право, не знаю — зачем? Если б, например, войска с музыкой… и чтобы духовенство участвовало, хоругви, иконы и — вообще — всенародно, ну, тогда — пожалуйста! А так, знаете, что же получается? Раздробление как будто.
Сегодня — фабричные,
завтра — приказчики пойдут или, скажем, трубочисты, или еще кто, а — зачем, собственно? Ведь вот какой вопрос поднимается! Ведь не на Ходынское поле гулять пошли, вот что-с…
«При первой же возможности перееду в Москву или в Петербург, — печально подумал Самгин. — Марина?
Сегодня или
завтра увижу ее, услышу снисходительные сентенции. Довольно! Где теперь Безбедов?»
— Вчера, у одного сочинителя, Савва Морозов сообщал о посещении промышленниками Витте. Говорил, что этот пройдоха, очевидно, затевает какую-то подлую и крупную игру. Затем сказал, что возможно, — не сегодня-завтра, — в городе будет распоряжаться великий князь Владимир и среди интеллигенции, наверное, будут аресты. Не исключаются, конечно, погромы редакций газет, журналов.
— Пустые — хотел ты сказать. Да, но вот эти люди — Орехова, Ногайцев — делают погоду. Именно потому, что — пустые, они с необыкновенной быстротой вмещают в себя все новое: идеи, программы, слухи, анекдоты, сплетни. Убеждены, что «сеют разумное, доброе, вечное». Если потребуется, они
завтра будут оспаривать радости и печали, которые утверждают
сегодня…
—
Сегодня — неизвестно, а
завтра — можно узнать. Марина-то, наверно, гроши платит вам, а тут…
— «Хоть гирше, та инше», — сказал Дронов, появляясь в двери. — Это — бесспорно, до этого — дойдем. Прихрамывая на обе ноги по очереди, —
сегодня на левую,
завтра — на правую, но дойдем!
— Знаю. Это — не мое дело. А вот союзники, вероятно,
завтра снова устроят погромчик в связи с похоронами регента… Пойду убеждать Лизу, чтоб она с Аркадием
сегодня же перебралась куда-нибудь из дома.
«Нет, —
завтра скажу,
сегодня она ничего не поймет».
— По-моему, все — настоящее, что нравится, что любишь. И бог, и царь, и все.
Сегодня — одно,
завтра — другое. Ты хочешь уснуть? Ну, спи!
— Да ведь что же, знаете, я не вчера живу, а —
сегодня, и назначено мне
завтра жить. У меня и без помощи книг от науки жизни череп гол…
Анфиса. Разумеется. (Читает.) «Но зачем же губить свою молодость и отказывать себе в удовольствиях? С нетерпением жду вашего ответа. Если вы
сегодня не решитесь, я
завтра уезжаю на Кавказ. Целую ваши ручки. Весь ваш…»
— Так дайте
сегодня; я
завтра в город перееду.
— А тебе бы хотелось «не откладывать до
завтра, что можно сделать
сегодня»? Какая прыть! Поздно нынче, — прибавил Штольц, — но через две недели мы будем далеко…
«В самом деле, сирени вянут! — думал он. — Зачем это письмо? К чему я не спал всю ночь, писал утром? Вот теперь, как стало на душе опять покойно (он зевнул)… ужасно спать хочется. А если б письма не было, и ничего б этого не было: она бы не плакала, было бы все по-вчерашнему; тихо сидели бы мы тут же, в аллее, глядели друг на друга, говорили о счастье. И
сегодня бы так же и
завтра…» Он зевнул во весь рот.
— Да, — подтвердила она, — вчера вам нужно было мое люблю,
сегодня понадобились слезы, а
завтра, может быть, вы захотите видеть, как я умираю.
— Я не могу пойти к ней без тебя: я дал слово, слышишь, Илья? Не
сегодня, так
завтра, ты только отсрочишь, но не отгонишь меня…
Завтра, послезавтра, а все-таки увидимся!
Другой жизни и не хотели и не любили бы они. Им бы жаль было, если б обстоятельства внесли перемены в их быт, какие бы то ни были. Их загрызет тоска, если
завтра не будет похоже на
сегодня, а послезавтра на
завтра.
«Четыре месяца! Еще четыре месяца принуждений, свиданий тайком, подозрительных лиц, улыбок! — думал Обломов, поднимаясь на лестницу к Ильинским. — Боже мой! когда это кончится? А Ольга будет торопить:
сегодня,
завтра. Она так настойчива, непреклонна! Ее трудно убедить…»
— Чтоб поминутно жить этим:
сегодня, всю ночь,
завтра — до нового свидания… Я только тем и живу.
— Да; ma tante уехала в Царское Село; звала меня с собой. Мы будем обедать почти одни: Марья Семеновна только придет; иначе бы я не могла принять тебя.
Сегодня ты не можешь объясниться. Как это все скучно! Зато
завтра… — прибавила она и улыбнулась. — А что, если б я
сегодня уехала в Царское Село? — спросила она шутливо.
— Коляска ваша отложена, кучера, я думаю, мои люди напоили пьяным, и вы, милая Марья Егоровна, останетесь у меня и
сегодня, и
завтра, и целую неделю…
«А когда после? — спрашивала она себя, медленно возвращаясь наверх. — Найду ли я силы написать ему
сегодня до вечера? И что напишу? Все то же: „Не могу, ничего не хочу, не осталось в сердце ничего…“ А
завтра он будет ждать там, в беседке. Обманутое ожидание раздражит его, он повторит вызов выстрелами, наконец, столкнется с людьми, с бабушкой!.. Пойти самой, сказать ему, что он поступает „нечестно и нелогично“… Про великодушие нечего ему говорить: волки не знают его!..»
«Если
сегодня не получу ответа, — сказано было дальше, —
завтра в пять часов буду в беседке… Мне надо скорее решать: ехать или оставаться? Приди сказать хоть слово, проститься, если… Нет, не верю, чтобы мы разошлись теперь. Во всяком случае, жду тебя или ответа. Если больна, я проберусь сам…»
А он
сегодня бледен, молчит как убитый, —
завтра скачет и поет, бог знает отчего.
Я от этого преследования чуть не захворала, не видалась ни с кем, не писала ни к кому, и даже к тебе, и чувствовала себя точно в тюрьме. Он как будто играет, может быть даже нехотя, со мной.
Сегодня холоден, равнодушен, а
завтра опять глаза у него блестят, и я его боюсь, как боятся сумасшедших. Хуже всего то, что он сам не знает себя, и потому нельзя положиться на его намерения и обещания:
сегодня решится на одно, а
завтра сделает другое.
— Бабушка! заключим договор, — сказал Райский, — предоставим полную свободу друг другу и не будем взыскательны! Вы делайте, как хотите, и я буду делать, что и как вздумаю… Обед я ваш съем
сегодня за ужином, вино выпью и ночь всю пробуду до утра, по крайней мере
сегодня. А куда
завтра денусь, где буду обедать и где ночую — не знаю!
— Расписка — да. Это ничего не значит. Страсть — это море.
Сегодня буря,
завтра штиль… Может быть, уж она теперь жалеет, что послала вас…
— Все грешны: простите —
сегодня в ночь я буду в Колчине, а к обеду
завтра здесь — и с согласием. Простите… дайте руку!
—
Сегодня, вы видите, гости, нельзя.
Завтра она все узнает… Прощайте, Иван Иваныч, я ужасно страдаю — пойду и лягу.
— Довольно, Марк, я тоже утомлена этой теорией о любви на срок! — с нетерпением перебила она. — Я очень несчастлива, у меня не одна эта туча на душе — разлука с вами! Вот уж год я скрытничаю с бабушкой — и это убивает меня, и ее еще больше, я вижу это. Я думала, что на днях эта пытка кончится;
сегодня,
завтра мы наконец выскажемся вполне, искренно объявим друг другу свои мысли, надежды, цели… и…
—
Сегодня я не могла выйти — дождик шел целый день;
завтра приходите туда же в десять часов… Уйдите скорее, кто-то идет!